Как и в Европе, в Российской империи конца XIX века сформировались похоронные страховые общества, которые собирали общую кассу для оплаты похорон членов общества. Такие общества часто формировались по профессиональному признаку. Например, Устав похоронной кассы кондитеров, приказчиков и приказчиц кондитерского дела г. Санкт-Петербурга от 1905 года гласит: «Похоронная касса создана с целью оказывать помощь в погребении своих умерших членов».
В начале XX века похоронные бюро появляются практически во всех городах Российской империи. Например, в городе Ново-Николаевске открывается похоронное бюро Г. Ю. Булынко. В начале 1919 года появляется его конкурент — Общедоступное бюро похоронных процессий А. К. Володина. Похоронные бюро также открываются в Киеве, Могилеве, в южных городах Российской империи.
Судя по редким архивным документам, всего за два десятилетия перед революцией похоронное дело достигло серьезных масштабов. Конечно, оно отставало от европейского. Кладбища по-прежнему находились в запустении, крупного производства ритуальных принадлежностей не было. По сути, похороны являлись небольшим городским ремеслом: персонал похоронных бюро состоял из нескольких человек, а нужных сотрудников нанимали по необходимости. По этой причине происходили такие нелепые случаи, как следующий: в ночь на 2 (15) июля 1904 года в Баденвайлере умер А. П. Чехов, через три дня тело его повезли на родину, и газета «Русские ведомости» сообщила: «Вся Россия следит за движением праха любимого писателя…» Тело Чехова должны были доставить на Варшавский вокзал в Петербург, а оттуда — в Москву. Ожидая поезд, журналисты поинтересовались у начальника вокзала Пыменова, на какой перрон прибудет траурный вагон. «Чехов? — переспросил начальник. — Да, кажется, есть такой покойник… Впрочем, точно не знаю, ибо их у меня в поезде два». В Москву писателя доставили в вагоне-холодильнике с надписью «Для перевозки свежих устриц» [142] .
Немногочисленные попытки обсуждения кремации ни к чему не привели [143] . К моменту революции в Российской империи не было ни одного крематория, если не считать небольшой военный крематорий во Владивостоке для подданных Японской империи, погибших во время Русско-японской войны. В 1909 году специально созданная при Святейшем Синоде комиссия проанализировала этот ритуал и выпустила «Заметку о сожигании трупов с православной церковной точки зрения». Православная церковь решительно заявила, что «самым естественным способом погребения признается предание трупов земле… предание тела близкого не земле, а огню представляется, по меньшей мере, как своеволие, противное воле Божией, и дело кощунственное» (Лебина 2015).
Аналогичная ситуация была характерна и для развития моргов и других инфраструктурных объектов, похоронной индустрии. Морги в системе земской медицины были предусмотрены только при крупных больницах, большинство тел хранилось до момента захоронения дома.
Согласно законодательству, большинство похорон по-прежнему обслуживалось церковью или местными национальными общинами. Создавать частные кладбища было нельзя. Города росли не так интенсивно, как в Европе, уровень жизни тоже серьезно отставал. Городской мещанский класс сформировался только в конце XIX века, и его платежеспособность была невысока в сравнении с европейскими горожанами. Это и привело к определенному торможению в развитии погребального дела в Российской империи. Неизвестно, как бы дальше развивалась похоронная индустрия, если бы не случилась Октябрьская революция, после которой появилось социалистическое советское государство, стремившееся построить общество равных возможностей. Однако войны, репрессии и отсутствие рыночных отношений привели к уничтожению даже тех зачатков похоронного дела, которые были в Российской империи.
Красная смерть
Одним из первых документов, принятых большевиками, был декрет II Всероссийского съезда Советов «О земле», он касался не только пахотной земли. Согласно декрету, монастырские и церковные земли «со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями» переходили в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов. К церковным землям относились не только монастыри, храмы и хозяйственные постройки, но и кладбища — эти территории также были национализированы.
Статья 921 декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 7 декабря 1918 года «О кладбищах и похоронах» уже касалась не только мест захоронения, но и самого церемониала. Большевики отменили чины погребения, православная церковь и иные конфессии отстранялись от похоронных дел: «для всех граждан устанавливаются одинаковые похороны». Упразднялась и оплата мест на кладбище. Смерть теперь именовалась «актом гражданского состояния», а погребение усопших разрешалось только при наличии удостоверения о регистрации смерти в местном отделе ЗАГСа. Расходы на похороны оплачивались советами депутатов по месту смерти граждан, а религиозные обряды на кладбище совершались только за счет родственников и близких умершего. Все частные похоронные предприятия с их аппаратом подлежали передаче местным советам до 1 февраля 1919 года. Таким образом, новое государство установило собственную монополию на похоронное дело.
Госорганы рьяно взялись за работу. Так, в Новгороде декрет стал воплощаться в жизнь с конца декабря 1918 года, когда в ведение городского совдепа были переданы два частных похоронных бюро, а также все бывшие церковные кладбища. Похоронный подотдел коммунального хозяйства Перми был создан 23 ноября 1919 года, получив в управление все городские кладбища, морги и ритуальные бюро города. В исторических очерках о Новосибирске упоминается, что в начале 1920‑х годов М. Н. Шубский обратился в коммунальный отдел с просьбой о регистрации своего заведения. Однако «его ходатайство отклонили, а вопрос решили по-революционному просто: заведующему городскими зданиями старшему технику Клементьеву поручалось принять все имущество похоронного бюро Шубского со штатом служащих и рабочих в ведение коммунального отдела по акту» (История 2005). С самим же М. Н. Шубским обошлись гуманно: он стал одним из первых советских заведующих похоронным бюро [144] .
Но скоро стало ясно, что при всей стремительности монополизации превратить старые кладбища в цветущие сады не удастся, что обслуживание этих инфраструктурных объектов требует больших ресурсов, которых у советской власти попросту нет. К тому же необходимы средства для бесплатных социалистических похорон, что также составляет значительную статью расходов. Кладбища и похоронное дело пришли в упадок. Историк Игорь Орлов в своей книге о коммунальном хозяйстве раннего СССР пишет: «В мае 1920 г. на заседании 2‑го Новгородского губернского съезда работников коммунального хозяйства констатировалось, что "кладбища оказались… в неисправности, дороги не расчищались, мостки поломаны, деревянные заборы требовали ремонта". Согласно докладу о деятельности отдела, зачитанному на заседании 1‑го Пермского губернского съезда работников коммунального хозяйства в сентябре 1920 г., "к этому моменту кладбища находились в ужасном положении, так как на поверхности земли было сложено не похороненными свыше 200 трупов"» (Орлов 2015). Историк и антрополог Анна Соколова в частной беседе отмечает, что согласно архивным документам, с которыми она работает, подобная ситуация наблюдалась и на московских кладбищах [145] .
О состоянии некрополя Андроникова монастыря во второй половине 1920‑х годов сообщал на заседании комитета по охране могил выдающихся деятелей Б. С. Пушкин: «В ужасном положении кладбище Андроникова монастыря. Это кладбище в полном смысле слова беспризорное. Охраны никакой. Население доламывает там то, что еще не доломано было за предшествующие годы…» Архитектор С. А. Торопов сообщал, что хулиганствующие граждане «сбивают кресты, выковыривают бронзовые доски и клейма, выбивают стекла, обивают скульптуру надгробий и иногда валят покачнувшиеся надгробия» (Шокарев 2000).