Полноценное законодательство, которое регламентировало устройство кладбищ, было принято только спустя столетие — в 1889 году, когда в Европе уже было множество частных кладбищ и открывались крематории. Закон получил название Врачебного устава и касался не только кладбищ. Этот нормативный акт запрещал использовать старые погребения под пашни, установил минимальное расстояние от кладбища до жилья, нормативную глубину могилы и некоторые санитарные нормы. Закон подтвердил запрет на открытие частных кладбищ: устройством мест захоронения ведают религиозные и национальные общины, а все работы по благоустройству ведутся специальными артелями: «Для рытья могил организована артель могильщиков. За рытье могилы каждая третья копейка причитается могильщикам, а остальные две копейки идут в пользу церкви. Посередине кладбища — деревянный навес с надписью: "Артель могильщиков". Под навесом на стенах висит множество ключей от склепов, мавзолеев и могильных решеток; чтобы не перепутать, к каждому ключу привязаны деревянные дощечки с надписью фамилии их владельцев» (Бахтиаров 1994). Во Врачебном уставе, видимо по неким санитарным соображениям, было указано и на необходимость посадки берез на территории кладбищ.

Как правило, кладбища были крайне запущены. За деньгами, которые получала церковь за погребальную деятельность, никто не следил. Часто кладбища были переполнены, могилы хаотично раскиданы по территории, список захороненных людей велся неаккуратно. Если обратиться к визуальным свидетельствам, например, к картинам К. Савицкого («Панихида в 9‑й день на кладбище», 1885 г.), Н. Голованова («М. С. Щепкин у могилы Гоголя в Даниловском монастыре», 1852 г.), неизвестного художника («Могила Ф. П. Гааза», начало XX века), то видно, что городские кладбища, несмотря на обилие памятников, совсем не похожи на цветущие европейские парки памяти, и это еще городские некрополи. Типичное же сельское кладбище — это и вовсе могилы-холмики с различными вариациями деревянных крестов-голубцов (см. картины А. Саврасова «Сельское кладбище в лунную ночь» (1887), А. Корзухина «Поминки на деревенском кладбище» (1865), В. Прушковского «Привидение на кладбище» (1892).

Это подтверждается и описаниями сельских захоронений, составленными по велению великого князя Николая Михайловича. К сожалению, работа над «Русским провинциальным некрополем» была прервана Первой мировой войной [136] . Согласно собранным в книге данным, большинство погостов императорской России — это обычные церковные захоронения, часто без памятных знаков: «На Ваше требование во исполнение указа консистории о представлении списка лиц духовного звания, дворян и других сословий, погребенных в церкви и на кладбище, на могилах которых сохранились надгробные памятники с надписями, честь имеем донести, что хотя таковые лица и есть погребенные, но на их могилах надписей и памятников нет» [137] [138] . Показательна и другая фраза из предисловия к раннему изданию: «В одной газете ("Московский Листок" 1911 г., № 268) был опубликован проект "упорядочения" московских кладбищ, составленный комиссией из представителей кладбищенского духовенства и кладбищенской администрации. Этот проект, за полную достоверность которого остается ответственной сообщившая его газета, во всяком случае верно характеризует общее направление деятельности кладбищенской администрации. Эти правила, "всецело направленные лишь к тому, чтобы получить как можно более денег с публики при всяком случае", предупреждают, что "могилы с крестами и памятниками сохраняются до 30 лет", а затем продаются (так прямо и сказано) другим лицам, если только их не будут посещать родственники погребенных и служить по ним панихиды, обращаясь для этого к кладбищенскому духовенству» (Материалы 2012).

Таким образом, вплоть до Октябрьской революции большинство кладбищ управлялись церковью или местными религиозными/национальными общинами. Подавляющее большинство некрополей были крайне запущены, и только последние 30 лет перед революцией их содержание стало регламентироваться [139] . Большинство кладбищ не имело генерального плана создания и развития, исключение составляли некоторые некрополи двух столиц, на которых хоронили представителей аристократических семей.

Если с кладбищами ситуация была неважной, то что же было с самим похоронным делом?

В погребальной сфере Российская империя испытывала сильное влияние Франции: бюрократы руководствовались Кодексом Наполеона в вопросах похоронного регулирования [140] . Были установлены чины погребения, по которым умершему воздавались те или иные почести согласно сословию, и их исполнение весьма строго соблюдалось, но похороны все еще оставались в ведении церкви, а не государства.

Хотя церковь администрировала кладбища и исполняла похоронный церемониал, возможности для похоронного дела все же существовали. Прежде всего это было производство и продажа гробов и похоронных аксессуаров. Первые упоминания о гробовом ремесле в России относятся еще к XVII веку: «… кладут мертвого в гроб. Таковые продаются у них открыто во многих частях города; они срублены из целых деревьев и различной величины», — сообщает один из путешественников, посетивших Московию XVII века. Мы можем заключить, что гробы являлись предметами активной торговли. К сожалению, более подробной информации о том, кто были первые гробовщики и как они зарабатывали, у нас нет. Дэвид Кайзер, опираясь на единичные архивные документы, полагает, что гробы делали плотники, столяры и мебельных дел мастера, как это было и в Европе (Kaiser 1992: 217–258). В повести «Гробовщик», действие которой происходит в первой трети XIX века, Пушкин описал лавку своего героя Адриана Прохорова, в которой кроме гробов есть и другие товары для погребальной торговли: «… в кухне и гостиной поместились изделия хозяина: гробы всех цветов и всякого размера, также шкапы с траурными шляпами, мантиями и факелами. Над воротами возвысилась вывеска, изображающая дородного Амура с опрокинутым факелом в руке, с подписью: "Здесь продаются и обиваются гробы простые и крашеные, также отдаются напрокат и починяются старые"».

Похороны многих горожан конца XIX века в России отличались особой помпезностью и элементами театральности. Очевидно, что развитие подобного формата траурных услуг исторически уходит в петровский траурный церемониал, который охотно приняли дворяне и купцы. В конце XIX века подобная помпезность стала появляться не только при официальных похоронах, но и при погребении обычных горожан. У меня недостаточно информации, чтобы делать обобщающие выводы, но я полагаю, что развитие подобных услуг было выгодно дельцам этой сферы, поскольку позволяло увеличивать маржинальность. Так, на городских церемониях рубежа XIX – XX веков использовались катафалки, нанимались факельщики и оркестр. Похороны этого времени описал театральный художник Михаил Григорьев: «Возвращались с похорон пустые дроги, на них сидели, болтая ногами, факельщики в своем обычном платье, с пропившимися физиономиями; их похоронные ливреи, цилиндры, факелы, веревки и прочие принадлежности были связаны в узлы и лежали рядом с седоками; клячи трусили разбитой трусцой. Все чаще попадались похоронные бюро с солидными вывесками — серебряные буквы по матовому черному фону. Предусматривались всевозможные роскошества похоронной индустрии: угодно вам пригласить архиерея — будет архиерей. Желательно, чтобы за гробом шли генералы, сенаторы или графы, — будут и таковые. Можно было заказать ораторов для произнесения речей, артистов императорских театров, солирующих во время отпевания, заметки в газету или целый некролог с портретом» (Квартирный надзиратель 2008: 69).